***
Капли снега сползают по лицам домов,
Шершавые сны осаждают кору тротуаров.
Рана зарубцевалась и не видно швов...
Глаза помутнели, как на фотографии старой.
Остался один. Одинокий. Забытый, один.
В траве суета выходных шелестит, не смолкая.
На высохшем стебле качается угольщик - властелин
Огня и тепла, всех на свете людей понимая.
Свой медленный блеск из ковша разливает на землю.
Скрипичный футляр за спиной и пастушеский посох в руке.
И терпкая прелесть дождя к человеку нисходит и внемлет.
И кто-то заносит сапог, проходя с головой налегке.
Заоблачный свет проникает до сердца из стали,
Рождая скрипучее слово в облатке улыбки.
Прости их - они и во сне никогда не летали...
А скрипки, да скрипки, вот скрипки, но скрипки, ах, скрипки.
Шершавые сны осаждают кору тротуаров.
Рана зарубцевалась и не видно швов...
Глаза помутнели, как на фотографии старой.
Остался один. Одинокий. Забытый, один.
В траве суета выходных шелестит, не смолкая.
На высохшем стебле качается угольщик - властелин
Огня и тепла, всех на свете людей понимая.
Свой медленный блеск из ковша разливает на землю.
Скрипичный футляр за спиной и пастушеский посох в руке.
И терпкая прелесть дождя к человеку нисходит и внемлет.
И кто-то заносит сапог, проходя с головой налегке.
Заоблачный свет проникает до сердца из стали,
Рождая скрипучее слово в облатке улыбки.
Прости их - они и во сне никогда не летали...
А скрипки, да скрипки, вот скрипки, но скрипки, ах, скрипки.
1988
Все стихи →