Неясно все то, что неясно...
Не ясно все то, что не ясно. Горячие, как мандарины, (Dm Gm A7 Dm A7)
Усталые красные губы трубач прижимает к трубе, (Dm Gm C7 F)
И он растворяется в площади, далекий и неповторимый, (D7 Gm C7 F A7)
Единственный знающий истину, покорный трубачьей судьбе. (Dm Gm A7 Dm)
Трубачья сумка разорвана, распущена, пущена по ветру.
Летают над миром, с оглядкой их пускают в чужие дворы,
Где трубы, как черные вороны спят ночью на подоконниках,
Горячие медные крылья своих трубачей накрыв.
Так спят трубачи усталые в квартирах, как в черных футлярах,
И талые вешние воды баюкают их, трубачей;
Весна ведь приходит не только к пустым оркестровым ямам,
Она растворяется в площади и гладит глаза кирпичей.
"Во сне трубачи не летают," --- вы врете, маэстро, летают!
Летают, как белые хлопья, ища, где растаять, пристав,
А их не пускают в парадное, и белая-белая стая
Беспошлинно кружит над миром, как сбившийся с рельсов состав.
Неясно все то, что неясно. Горячие, как мандарины,
Усталые красные губы трубач прижимает к трубе,
И он растворяется в площади, далекий и неповторимый,
Единственный знающий истину, покорный трубачьей судьбе.