Рита Фёдорова

Спецчастушки 1991.

Когда очередной бастард сменил бастарда,
То ровным счетом ничего не изменилось;
Еще вертелась полоумная гальярда,

Потом пластинка разлюбилась и разбилась.
Какой лукавй год обещан был Кассандрой!
Безукоризненно лукавый. Не сложилось.

Чем устраняется изжога? Чем - "Массандрой"?
Столовым вермутом? Постом и покаяньем?
"Ом мани падме хум"? Или иною мантрой?

Усердие светил усилено сияньем
Осколков гильотин на мокрых тротуарах.
День светел и чреват скорейшим воздаяньем

За то, что слишком тихо стало на бульварах,
И тесно слишком, многолюдно стало на погостах,
И лишь слегка азартно на средных базарах.

Вчера свекровь гадала на крапленых звездах,
Все выпадал то дождь, то долгое изгнанье
Куда-то там, и там, глотая кислый воздух,

Брести по Сартровским потокам надсознанья,
Но звезды врут. Гадалка еще та, к тому же,
Да летаргия - от гаданья до гаданья.

Кузина никогда не треплется о муже;
Он вероятно мертв давно. Ее диета
Недейственна: все толще талия. Кому же

Достанется моя обрюзгшая Одетта?
Соседский дог, по слухам, боек в обращеньи,
Но есть еще Одилия - жена соседа.

Что если пережить еще одно крещенье?
Колени объелейеные подогнутся,
И пламя свечное в зрачках, и освещенье

Как в доме бабки по отцу,- так задохнуться
Легко от ладана, а за парчой портьеры
Седые космы промелькнут, и распахнутся

У Богоматери глаза, длинны и серы;
Горланя песни, за алтарною преградой,
В походных шортах, маршируют пионеры:

Тропарь на горне - тра-та-та! - хоть стой, хоть падай,
Хоть ляг. Воинственных сангвиников визиты
Сопоставимы с кратковременной осадой.

Начгубчека с ночной походкой Карменситы
Порой далек от состояния людского:
Все блеет, блеет "тунеядцы, парази-и-иты"

И дрочит, дрочит над портретом Полозкова.
Я откажусь, пожалуй, в Тауэр вселиться,-
Мне там не будет слышно шума городского.

Эй, вы! Валяйте, продолжайте веселиться,
Да не устаньте к ужину,- смотреть-то тошно
На до отказа перекошенные лица
(Нельзя того, что за обедом было можно).
Кругом болота. Комары, что ваши цены,
Они кусаются, субтильные, безбожно.

Кто этот старец с сединою Авиценны?
Трясется весь, поя про "высшее доверье".
Уйдет, и - дайте свет и подметите сцену.

Нет сообщенья с небом у высокомерья.
Я, безусловно, полетала б,- но авгуры
Предскажут что-нибудь не то,- и только перья

И пух останутся. Цепные балагуры
Настрочат некролог "С-Небес-Невозвращенец",
И облака - опять слепы и белокуры.

А ты - в чалме из трех махровых полотенец,
Прозрачным пальчиком настукиваешь Баха
На "Волге", и постишься, ноя "я - лишенец".

Мон анж, колоратура, видимо, не сахар,
Но облака - к ногам! Так что с того, что плаха -
Серебрянное "ля", летящее к Аллаху?

Так и живем - не без упрека, но без страха.
Пошел очередной отсчет очередного краха.
Очередной бастард дал, как ведется маху.