Сальери, ты ли, опечаленный,
С бутылкой пыльною ввалился
И, притворившись англичанином,
За дверью обреченно скрылся?
Сальери, ты не попрощался.
Сальери, ты бессмертным стал.
Беспечно Моцарт улыбался
В австрийский траурный бокал,
И вечно груб, и страшно молод,
В свинцово-сером неглиже,
Затанцевал бесстыдный холод...
А город гнал Его уже.
Хмельные братья-музыканты
Его подставили под споры
О том, что грех сродни таланту.
А Шиканедер делал сборы.
Изгой Парижа и Милана,
И в Вене - общая могила,
Но пели чистые сопрано
Про "dies urae, dias illa."
В Двадцатом веке мне сказали,
Что гениев в искусстве нет,
Что нам всего лишь навязали
Искусной памяти портрет,
Что гений - это, вне сомненья,
Не что иное, как печать
Слепого, глупого везенья,
Что грех Сальери не понять,
Что наш Двадцатый, слава Богу,
Хотя и Бога нету тоже,
Все по местам расставил строго,
Что все мы, в сущности похожи...
Эй, век, ты, кажется, прославишься
Не всепрощением безмерным.
Ты сам себе до боли нравишься.
Сальери стал совсем бессмертным.